Первая в мире биржа: по кличке кабатчика

Биржа. Откуда на нас свалилось это маленькое еврейское счастье?

Автор – Евгений Анисимов

Если 50-60 года прошлого века ознаменовались в Европе безудержным ростом и размножением банков, то сегодня – особенно благодаря энергетическому кризису – пальма первенства прочно занята всевозможными биржами. Биржи охватили абсолютно все сферы человеческой деятельности: энергетические биржи, биржи овощей и фруктов, биржи одежды и обуви, зерновые биржи. Единственная область, которая еще не охвачена биржами, – это ежедневные вдохи и выдохи, которые мы вынуждены постоянно совершать по застарелой генетической привычке.

Так откуда же на нас свалилось это маленькое еврейское счастье?

Прежде чем ответить на этот вопрос, следует обратить внимание на два исторически сложившихся в Европе факта.

Если прокатиться из Мадрида в Копенгаген, заезжая по пути во все города, чья история насчитывает более 500 лет, то в глаза бросается общая архитектурная особенность: в каждом городе имеется рыночная площадь, по краям которой расположены собор и здание горуправы. И хотя в ряде городов сегодня подобные архитектурные ансамбли более не являются центром города, все-таки можно сделать вывод, что изначально европейские поселения формировались прежде всего вокруг утрамбованных площадок, на которых можно было купить или обменять какие-то припасы. И по сей день в названия всех этих европейских площадей так или иначе входит слово «рынок» (Новый рынок в Кёльне, Большой рынок в Брюсселе, и т.д.). То есть рынок для европейцев был центром их мира.

Второй факт связан с образованием института фамилии-имени. Изначально людей отличали друг от друга по кличкам. Клички могли возникнуть из места обитания человека (Ян Из-под-Моста), профессии (Ян Сапожник), черт характера (Ян Забияка) или физиологических особенностей (Ян Одноногий). В эпоху выписывания индульгенций на предъявителя, а также подорожных, которые правители выдавали согражданам для передвижения по их землям, комбинация имени и клички превратилась в родовое имя или в семейное имя. То есть в фамилию. А сами подорожные превратились в паспорта.

В XIII веке на территории нынешней Бельгии находилась типичная провинциальная дыра, которая называлась Брюгге. Главный город тогдашней Фландрии/Фламандии. Если верить летописям, то плошадку для торговли вытоптали в этом месте где-то в IX веке. А сравнительная близость от морского порта Zeebrugge (по сути, прибрежной полосы Брюгге), позволяла свозить на этот рынок морепродукты, которых не было на иных рынках, расположенных дальше в глубине континента.

Название города несомненно проистекает от слова «брюг», то есть «мост». Потому что для того, чтобы зайти к соседу попить пива, обитателям надо было либо махать веслами, что утомляет, либо просто перекинуть над болотом доску до соседнего дома.

Как гласят записи в городских архивах, некто Роббрехт фан де Буэрсе в 1276 заложил в Брюгге каменный дом, строительство которого было окончено в 1286 году. Откуда произошла столь нетипичная для фламандского языка кличка «Буэрсе»? Скорее всего, от древнегреческого слова βύρσα, которым называли кожаный мех для хранения вина. Во фламандском варианте его произношения. Позднее, благодаря деятельности Буэрсе, вино в пивном Брюгге отпало, и превратилось просто в кожаную кошёлку. То есть в кошелёк. И имя этого человека дословно означает Правильный Робб из Кошелька.

Семейный герб де Буэрсе – три кошелька

Любопытно отметить, что для древнегреческого языка слово βύρσα также является привозным. Так сказать импортным. Уж не из черноморских ли степей?

Как бы то ни было, господин Буэрсе действительно был ходячим мехом для вина, поскольку по профессии он был кабатчиком. И построенное им двухэтажное здание было просто постоялым двором. Эдаким караван-сараем.

В точном соответствии с практическими требованиями тех времен в здании нет избытка деревянных элементов. Потому что, во-первых, любой пожар уничтожит деревянные элементы, а пожары в результате войн или просто несчастных случаев были чуть ли не ежегодным весельем в те времена. А во-вторых, еще Юлий Цезарь развил в этих краях промышленность по добыче и обработке известняка, из которого построено практически все на южно-голландских землях, причем известняк зачастую был дешевле чем строительный лес, который приходилось тащить из германских земель.

Дом Буэрсе в наши дни. Можно заметить, что Буэрсе построил свой дом из «дешевого» известняка, в отличие от соседнего здания, построенного из гораздо более дорогого обожженого кирпича.

При всем при том кабатчиком Буэрсе был гениальным. Он построил свой кабак прямо на краю рыночной площади. То есть в самом центре мира Брюгге. И благодаря этому он обеспечил себе железный доход, поскольку к нему постоянно заходили обмыть куплю-продажу коров, кобыл и прочих мешков капусты, и сюда же заворачивали за праздненствами свадебные процессии из собора.

На плане 1562 года видно, что обозначенный под номером 63 дом Буэрсе занимал превосходную с точки зрения коммерции позицию.

Но прославился Буэрсе не этим.

К XIII веку европейские крестьяне были сведены в положение глубоко под плинтусом. Стоило им хоть что-то вырастить, как со всех сторон сбегались всевозможные нахлебники в виде сеньоров, попов и прочих бандитствующих на большой дороге разбойников. И жизнь крестьянина – кормильца населения – представляла собой бесконечный замкнутый круг: для того, чтобы что-то вырастить, надо что-то посадить. Для того, чтобы что-то посадить, надо где-то купить рассаду. А для того, чтобы купить рассаду, надо продать то, что вырастил. И каждую весну те крестьяне, которым не посчастливилось умереть с голоду зимой, были вынуждены толкаться по рынку в поиске денег на рассаду. Деньги были у богатых купцов (известной национальности, кстати), которые всегда сидели в своих лавках. Или же на лавках, с учетом происхождения слова «банк». И вот купец и крестьянин ударяли по рукам, и шли к Буэрсе заключать сделку, то есть долговую расписку, по которой крестьянин получал медяки, а кредитор – часть будущего урожая.

После составления бумаги крестьянин бежал в торговые ряды за инструментом и рассадой, а кредитор начинал жить тяжкими буднями гидрометцентра. Потому что объем будущего урожая полностью зависил от погоды. И если к середине лета становилось ясно, что из-за дрянной погоды кредитор получит в сентябре лишь полмешка какой-нибудь гнили, то имело смысл – пока не поздно – продать долговую расписку хоть кому-нибудь хоть за какие-нибудь деньги. А если наоборот, погода предвещала обильный урожай, то можно было не дожидаясь сентября продать расписку прямо сейчас, за живые деньги, с приемлимой для продавца выгодой. Так родился принцип торговли ожиданиями, в которой Буэрсе выступал не просто как разносчик пива, но еще и как традиционный поверенный свидетель подобных сделок.

Как уже говорилось, дом Буэрсе был не только кабаком, но еще и постоялым двором. В котором останавливались странствующие коробейники, монахи и просто путешественники из других краев. И, таким образом, по вечерам за кружкой пива местные во главе с Буэрсе узнавали новости из других регионов. И если из подобных рассказов становилось ясно, что в каком-нибудь Льеже какой-нибудь очередной Квентин Дорвард сжег во время охоты десяток-другой пшеничных полей, то это означало, что зимой в Льеже будет голод. И обладатель долговой расписки на урожай пшеницы в Брюгге мог наутро сесть на ослика, добраться до Льежа, и продать там свою расписку за баснословные деньги.

То есть к торговле по ожиданиям прибавилась торговля по слухами. Что и породило монстра спекуляций.

Вот так кабак Буэрсе и стал всеевропейским центром нового грязного вида деятельности. Просто потому, что он был первым в этом деле.

Постепенно эта зараза распространилась на земли Центральной Европы, где подобные заведения стали называть по кличке кабатчика. С учетом местных диалектов, то есть Бёрсе, Борсе, Бёюрсе, и т.д. Исключением стали англичане, которые изначально подошли к явлению с точки зрения своей науки. И подобно тому, как они определили, что ездить надо по левой стороне дороги, поскольку кучер на возке сидит с левой стороны, так и здесь они назвали это заведение исходя из смысла самого существования городского рынка, то есть места, где обменивают припасы, или – по-современному – ресурсы: Stock Exchange.

В наши края кличка кабатчика могла попасть только тремя путями: через «ворота в Европу» в Новгороде или Архангельске, или же с Украины времен Богдана Хмельницкого. Ни в средневековом Новгороде, ни в более позднем Архангельске мне не удалось отыскать следы биржевой деятельности, так что отдам предпочтение варианту Украины. Тем более, что кличка и деятельность фламандского кабатчика были хорошо известны тогдашним польским панам, владевшим Украиной.

Но тут вступила в силу наша священная традиция переворачивать все европейское с ног на голову. И место по обмену припасами мы переделали в место по обмену слухами. То есть знаниями. И из места спекуляций это понятие превратилось в учебное заведение – бурсу. Бонжур, Николай Васильевич. И традиционное и исторически правильное название центра спекуляций у нас превратилось в аналог школы.

Так откуда же в таком случае взялось слово «биржа» со всеми ее спекуляциями?

От Наполеона, вестимо.

Вплоть до 1945 года территория южно-голландских земель, куда входили и Брюссель с Брюгге, была театром бесконечных войн всех со всеми. Постоялый двор Буэрсе вместе со всеми его спекуляциями переходил в руки и французов, и испанцев, и бургундцев. Однако в бытность Буэрсе вокруг его заведения постоянно крутились влиятельные и неистребимые венецианские и генуэзские купцы с типичными итальянскими фамилиями Майерсы, Штейны, Кохи и прочие Куны. И именно благодаря их влиянию и заступничеству дело Буэрсе живо и по сей день, независимо от того, флаг какого государства развевается над Брюгге. И даже сам Наполеон Бонапарт после завоевания кукольного царства Батавии был вынужден уступить этим навязчивым сеньорам, и объявить о создании официальной Европейской системы спекуляций с центрами в Антверпене, Брюсселе и Брюгге.

Биржа. Брюгге. Рисунок на керамике 1845 года.

Французы понимали, что Брюгге был историческим центром данного явления. Но дефект речи, называемый французским языком, не дает возможности выговорить слово «Брюгге». Отсюда родилось слово «Брюж», быстро трансформировавшееся в более удобное для произношения слово «Бриж». А потом был 1814 год и наши казачки на парижских бульварах. И по традиции мены баш на баш мы им оставили слово «быстро», а с собой притащили слово «бриж». Который по святой традиции моментально переиначили в «бирж». Или в «биржу».

Несмотря на то, что в 1832 году культурные народы Центральной Европы попытались после многовековых войн создать наконец-таки буффер от набегов французских дикарей, и с этой целью создали королевство Бельгия и прочие Люксембурги, оградиться от всепроникающего воздействия венецианских купцов не удалось. В результате сегодня мы имеем то, что имеем: логически объяснимые бёрсы в Европе и ничем необъяснимую биржу у нас.

Знак буэрсовской вольницы, перенесенный сюда после уничтожения Льежа бургундцами.

Е. Анисимов

20 октября 2023 г.

Где появилась самая первая в мире финансовая биржа? Брюгге. Бельгия